«Главные специалисты для рынка труда — квалифицированные рабочие»

Глава Минтруда Антон Котяков о перспективах спроса на кадры в РФ.

Российский рынок труда за последние несколько лет кардинально изменился: он стал «рынком соискателя» и работодателям теперь приходится активно конкурировать за кадры. «Ъ» поговорил с министром труда и социальной защиты Антоном Котяковым о том, какие ресурсы занятости сейчас доступны компаниям, что за функции теперь могут выполнять государственные службы занятости и как российский рынок труда будет развиваться до 2030 года.

Источник: Пресс-служба Президента России

— Первый вопрос — о кадровом прогнозе, над которым сейчас по поручению президента работает Минтруд. По какой методологии вы его создаете?

— На сегодняшний день кадровый прогноз на перспективу следующих пяти лет уже сформирован. Если упрощенно, работа над ним шла в двух направлениях. Во-первых, мы отталкивались от макроэкономического прогноза Минэкономики, от темпов развития отраслей, которые в нем заложены. Переложили эту динамику на человеко-часы, на заявленный рост производительности труда и посчитали, сколько людей будут работать в отраслях экономики через определенный период. Во-вторых, чтобы понимать профессионально-квалификационную структуру занятости в этих отраслях, провели Всероссийский опрос работодателей, в котором приняли участие 260 тыс. предприятий. На них в общей сложности работают 22 млн человек. На основе этих данных была сформирована репрезентативная выборка.

— Насколько вы уверены в качестве данных, которые вы получили опросным способом? По отзывам предприятий, которые я слышала, у многих из них были сложности с заполнением вашей анкеты.

— Мы действительно собирали много данных. Поэтому во ВНИИ труда была создана экспертная группа, которая помогала бизнесу заполнить нашу анкету. Работала горячая линия, куда они могли обратиться с вопросами.

В результате мы собрали достаточно качественный массив. Благодаря ему удалось выделить общие тренды, которые при меньшей выборке были бы более зависимы от «выбросов», которые не соответствуют тенденциям отрасли, но так или иначе связаны, например, со спецификой предприятия или отрасли на конкретной территории. Плюс ко всему привлекли 250 экспертов из различных отраслей, которые анализировали тенденции применения технологий в различных областях.

— Возникла ли у вас при подготовке прогноза потребность в каких-то новых данных, которые сейчас не собирают Росстат, Минэкономики и ЦБ?

— В перспективе нужна более детальная разбивка по кодам ОКВЭД при формировании прогноза социально-экономического развития страны. Сейчас внутри каждого кода достаточно сложно прогнозировать, как изменится численность занятых в тех отраслях, которые он объединяет. Поэтому так была важна аналитика на основе данных предприятий. Помимо этого, хотелось бы большей детализации на уровне конкретных субъектов, на муниципальном уровне.

— Что, на ваш взгляд, может быть наиболее проблематичной составляющей в той методологии создания прогноза, которую вы использовали?

— Она не может дать ответы на все вопросы, которые нам интересны. Мы исходим из парадигмы, что экономический рост, который мы увидели в 2024 году, был подкреплен кадрами. А каким мог бы быть показатель ВВП, если бы, допустим, не было ограничения в человеческих ресурсах? Какова потенциальная емкость российского рынка труда в текущих технологических условиях? Вот в этом направлении, на мой взгляд, было бы интересно поработать.

— Как, следуя вашему прогнозу, к 2030 году в РФ изменится потребность в кадрах?

— Основные тренды сохранятся. Главные специалисты для рынка труда — квалифицированные рабочие. Очень долго среднее профобразование оставалось непрестижным. Молодежь не приходила в эти профессии, средний возраст сварщика 6-го разряда, фрезеровщика, мастера участка или начальника цеха полз вверх. Сейчас надо это наверстывать. В горизонте пяти лет 70% дополнительной кадровой потребности, включая замещение выходящих на пенсию, — это грамотные, хорошо обученные «синие воротнички». Рабочие профессии уже сегодня хорошо оплачиваются, особенно при наличии некоторого опыта. И этот тренд сохранится.

Очень востребованы IT-специалисты. Видим рост числа представителей этой профессии буквально внутри каждой отрасли. Традиционно считается, что специалисты цифровых профессий — молодые люди. Но в эту пятилетку мы уже начнем сталкиваться с тем, что IT-специалисты тоже выходят на пенсию. Это все еще молодая профессия, но уже и тут потихоньку формируется замещающая потребность. Так, дополнительно к числу занятых в этой сфере за пять лет предстоит подготовить еще 102 тыс. программистов и аналитиков программного обеспечения. И треть из них нужны как раз с учетом выхода на пенсию тех, кто трудится сейчас. В других отраслях соотношение потребности под новые рабочие места и замещение уже действующих сотрудников несколько иное.

Я отдельно хочу подчеркнуть, что, говоря о нашем прогнозе, важно понимать, что он переводит в кадровую потребность то, что происходит с экономикой в соответствии с прогнозом социально-экономического развития страны. Если нас как общество этот результат не устраивает, то нужно изменить текущие условия, чтобы повлиять на будущее. Если нужно, чтобы в, условно, химическую промышленность пришел работать миллион человек, необходимо принимать программу ее развития, формировать под нее целевой набор студентов и так далее. Без реальных действий результата не будет.

— Хорошо, вот вы оценили потребность российского рынка труда в кадрах на перспективу. Как, на ваш взгляд, можно удовлетворить этот кадровый спрос?

— Наша цель — обеспечить абсолютный приоритет внутренних кадровых ресурсов.

Наш первый и главнейший резерв — молодежь. Поэтому если мы понимаем, что в будущем на определенные специальности есть спрос, то нужно уже начинать готовить такие кадры. Сейчас согласовываем с Минпросвещения методику перевода результатов прогноза в контрольные цифры приема в вузы и колледжи. В перспективе предстоит большая работа с образовательным блоком для согласования перечней профессий и направлений подготовки в учебных заведениях. У коллег из образования 56 групп профессий, у нас же — 435 групп занятий, а у работодателей — и вовсе 3 млн наименований должностей.

Понятно, что безработица на минимальных отметках, а на учете в центрах занятости стоят всего около 300 тыс. человек. Поэтому наш второй резерв — повышение качества занятости и вовлечение в экономику тех, кто по тем или иным причинам не может реализовать свой потенциал. Это, например, ребята, которые не получили вовремя профессиональное образование и сейчас не могут найти хорошую работу. Поэтому в рамках нацпроекта «Кадры» занимаемся бесплатным переобучением.

И, наконец, еще один путь решения проблемы с кадрами — повышение производительности труда. Для этого утвержден профильный проект Минэкономики.

— Насколько важным фактором, на ваш взгляд, является производительность труда?

— Очень важным. Давайте я приведу пример из нашей отрасли. В перспективе для роста охвата долговременным уходом пожилых граждан и инвалидов потребуется в общей сложности задействовать порядка 400 тыс. человек. Это довольно большая численность экономически активного населения. Откуда его взять на дефицитном рынке труда? Но поскольку эта услуга по своей сути не требует высокой квалификации и ей чаще всего занимаются женщины старше 45 лет, часть потенциальных сотрудников можно привести в этот сектор за счет будущего сокращения низкопроизводительных мест, например, в торговле. Это особенно актуально для сельской местности, малых городов, где сегодня достаточно интенсивно развивается сеть пунктов выдачи заказов.

Кроме того, мы понимаем, что в социальной сфере есть потенциал для повышения производительности. В ряде регионов в системе соцобеспечения есть сотрудники, которые по сути занимаются сбором документов, справок по региональным мерам поддержки, оформлением соцуслуг, но работу по документам уже можно частично автоматизировать, а этот кадровый ресурс направить непосредственно на оказание самих услуг. Мы будем над этим работать в рамках проекта Минэкономики. На примере создания Социального фонда мы увидели, что это перспективный путь. Наладив внутренние процессы в существующих социальных учреждениях, можно получить свободные руки для новых проектов.

И, конечно, развитие системы долговременного ухода — это возможность вовлечь в занятость тех, кто сейчас не может найти работу.

— Несколько лет назад Минтруд инициировал реформу региональных центров занятости. Она предполагала и переоценку целей их работы, и внедрение новых протоколов работы с безработными, и цифровизацию внутренних процессов, включая сбор данных. Как вы оцениваете результаты?

— Мы проанализировали результаты 2024 года для тех регионов, где комплексная модернизация прошла в 2023-м. Взяли за базу 2021 год — год, когда страна выходила из ковидных ограничений. Результаты такие: скорость подбора персонала по заявкам работодателей выросла на 11,5%. При текущем состоянии рынка труда! Снизилось и время трудоустройства — на 39%, но понимаем, что тут дело не только в стандартах, но и в растущей кадровой потребности. И самое главное — на 20% выросло количество услуг для работодателей, а на 70% — для соискателей.

Если брать систему в целом, то еще в 2021 году 71% получателей услуг приходили за пособием по безработице. Это был самый частый мотив обращения в центр занятости. А в обновленный кадровый центр чаще всего обращаются за трудоустройством — 56,6%. Работодатели сейчас по стране в целом в 52% случаев готовы повторно вернуться за услугами в кадровые центры. В регионах, где уже создана сеть кадровых центров, этот показатель выше — 61%. Будем и дальше повышать эффективность работы центров занятости. У нас этим занимается проектный офис. Я думаю, в перспективе сможем, например, увязать индикаторы эффективности со временем, которое трудоустроенный в среднем работает на своем новом месте.

При этом мы хотели бы расширить перечень задач кадровых центров. Во-первых, нужно сбалансировать национальный рынок труда, чтобы не было в субъектах ни избытка безработных, ни дефицита работников. Вот, например, совместно с правительством Самарской области и АВТОВАЗом начинаем новый проект — через набор на предприятие работников из Ингушетии. В этом регионе уровень безработицы порядка 25%, а АВТОВАЗ ищет кадры. Подбираем специалистов под запрос, по аналогии с оргнабором. При переезде работники получают подъемные от АВТОВАЗа, которых вполне хватит, чтобы человек обосновался на новом месте. Регион обеспечивает межведомственное взаимодействие, помогает в организации переезда, а мы, в свою очередь, компенсируем работодателю часть его расходов на релокацию специалистов.

Вторая задача, которую планируем решать вместе с центрами занятости, — обеспечение кадрами крупных инфраструктурных проектов. Один из них — инвестиционный проект «Енисейская Сибирь», который объединяет 27 различных направлений в сфере добычи полезных ископаемых, лесопереработки, энергетики, транспорта и строительства. За 2024 год служба занятости Красноярского края закрыла больше 3 тыс. предложений о работе. Это порядка 74% от всех заявленных компанией вакансий за прошлый год.

— Вы думаете, центры занятости, просто предоставляя человеку информацию о вакансиях в другом регионе, не могут в достаточной степени стимулировать внутреннюю миграцию?

— Они могут дать человеку определенные возможности, но, очевидно, что зачастую релокации мешает отсутствие доступного арендного жилья. Это может быть государственная программа, или, например, этим будет заниматься корпоративный сектор, может быть, с государственной поддержкой. Вовлечение работодателей необходимо, иначе этот вопрос сегодня не решим.

— В 2022 году правительство начало подготовку к объединению Пенсионного фонда и Фонда социального страхования. Как вы оцениваете работу возникшего на их месте Социального фонда?

— Сначала в цифрах. Без увеличения численности Соцфонд стал оператором 62 дополнительных мер поддержки. Среди них такие масштабные, как единое пособие и региональные социальные доплаты к пенсиям. На портале «Госуслуги» реализованы 132 формы электронных заявлений по всем услугам фонда. Все прямые выплаты гражданам, а это 72 меры, переведены в формат Социального казначейства. Сокращены сроки по всем массовым услугам, а 90% заявлений рассматривается ранее регламентных сроков. 12 услуг фонда получили максимальную оценку Аналитического центра при правительстве в рамках проекта «Государство для людей». Проще стало и организациям — им не требуется подавать разные отчеты во внебюджетные фонды, содержащие идентичные данные. Все сведения предоставляются в рамках единой формы. Отчетность для работодателей сократилась в пять раз, а численность административного персонала снизилась на 15%.

Важный эффект объединения состоит и в том, что граждане могут получить все федеральные меры поддержки по принципу «одного окна» — в отделении Социального фонда или на портале «Госуслуги». Мы повысили скорость цифровизации внутренних процессов, и сейчас, через два года после объединения, в большинстве случаев достаточно одного электронного заявления, собирать бумажные справки не нужно. Пенсии по инвалидности, социальные доплаты к пенсиям, материнский капитал, выплаты при рождении ребенка и вовсе назначаются проактивно — без заявлений. В результате входящий поток клиентов в офисах фонда сокращается в силу того, что многие вопросы переводим в цифровую форму.

— А насколько, кстати, сократилось число личных обращений?

— Доля услуг, получаемых гражданами посредством онлайн-обращения или проактивно, выросла до 93%. То есть в Социальный фонд приходят лично только те, кому действительно удобно взаимодействовать с государством именно через личное общение. И такую возможность фонд предоставляет.

Но при этом больше нет необходимости в том, чтобы в муниципалитетах были в соседних зданиях по две клиентские службы — по одной от каждого фонда, поэтому объединение нам дало возможность еще и освободить полезную площадь, где-то отказаться от аренды имущества, где-то дать возможность развивать в этих, уже привычных для граждан точках присутствия другие социальные сервисы — те же центры общения старшего поколения.

— А что произошло с работниками обоих фондов? Когда реформа стартовала, им обещали сохранить рабочие места…

— Да, мы переориентировали тех сотрудников, которые оказались не нужны для исполнения функций объединенного фонда, на новые задачи. Это и выплата различных новых субсидий работодателям, специальных социальных доплат медикам, и региональные выплаты пенсионерам, администрирование которых вернулось на федеральный уровень. В последнем случае мы также смогли сэкономить средства федерального бюджета, ведь когда они передавались в регионы, определенный процент в этой сумме был заложен на администрирование. Забрав управление этими выплатами на себя, мы сумели сохранить этот процент для федерального бюджета.

— В перспективе, я так понимаю, вы проведете реформу оплаты труда бюджетников. Бюджетники составляют значительную часть работников на российском рынке труда. А есть ли уже сроки запуска этой реформы?

— Есть поручение президента по этому вопросу, мы по нему работаем. В этом году пройдут «пилоты» по запуску новых систем оплаты труда для учителей, врачей и других категорий. Апробировать каждую из них мы будем в трех регионах.

— Методика расчета новой тарифной сетки для врачей уже была вами создана в 2021 году. Мы о ней писали.

— Да, это была готовая хорошая схема, над которой мы много работали с Минздравом. Начали ее разработку ведь еще до пандемии. Но потом был коронавирус, потом еще ряд изменений — дополнительные соцвыплаты медикам в том числе. Кроме того, Минздрав ввел новую номенклатуру должностей. Поэтому к сегодняшнему моменту эту схему, очевидно, нужно доработать. Сейчас мы с выбранными пилотными субъектами сформировали перечни по компенсационным и стимулирующим выплатам, дальше будем считать коэффициенты дифференциации с учетом социально-экономического развития этих регионов. Это было и в изначальной модели, просто нужно, чтобы эти коэффициенты соответствовали реальной стоимости жизни в том или ином регионе.

— Одна из национальных целей развития — сокращение уровня бедности в РФ к 2030 году до 6%. Но, с учетом текущей динамики сокращения числа бедных, есть ощущение, что этот показатель будет достигнут раньше.

— Я думаю, что уже по итогам 2024 года он окажется на уровне 8% или ниже. В третьем квартале было 8%. Но каждый следующий шаг этого снижения будет даваться все тяжелее, потому что мы будем постепенно работать со все более сложными ситуациями, когда дефицит доходов связан с целым комплексом причин.

— Не ставит ли такой результат перед министерством новые задачи? Возможно, нужно начинать измерять бедность каким-то иным способом, определять ее шире?

— Дальше мы могли бы расширить перечень категорий населения, которым предлагаются меры поддержки. Изначально в приоритете были семьи с детьми с невысоким доходом, и этот приоритет сохраняется, но ведь в аналогичной ситуации могут находиться и одинокие граждане, и семьи без детей. Кроме того, для отдельных семей с детьми для выхода из бедности недостаточно только единого пособия, нужны дополнительные меры. Поэтому совсем недавно было принято решение заключать социальный контракт с получателями единого пособия, не учитывая эти детские выплаты в доходах. Это даст возможность сформировать устойчивый источник дохода для родителей.

Еще одно направление для работы — повышение эффективности мер, которые мы разрабатываем для борьбы с бедностью. Для этой цели запустили реестр нуждающихся — это был наш совместный проект с Федеральной налоговой службой. У них же есть данные по всем физическим лицам в стране — и мы сначала их «собрали» в семьи, а потом на все эти семьи наложили данные по доходам и имущественной обеспеченности, чтобы понять степень нуждаемости, которую мы сегодня применяем для оценки благосостояния.

— А для чего нужен этот реестр?

— Это аналитическая система, которая поможет заранее моделировать эффекты тех или иных мер для повышения благосостояния населения. Мы сможем на данных из реестра их предварительно прогонять и уже дальше смотреть на возможный результат. Сейчас заканчиваем работу над ним, и первое, что сделаем по ее завершении, — попробуем проанализировать, какой эффект даст семейная выплата, возврат семьям с невысокими доходами части уже уплаченного НДФЛ.