Бюджетный отворот. Маск «размазал» новый бюджетный закон Трампа

Между бывшими друзьями по Белому дому, похоже, пробежала черная кошка. В своей соцсети владелец Теслы «прошелся» по налогово-бюджетному законопроекту 47-ого президента США, назвав текст «отвратительной мерзостью». Что не понравилось Маску и почему он решил сделать это публично — разбирались Финансы Mail.

Алексей Зотов
Обозреватель
Источник: AP 2024

Недавнее заявление Илона Маска, резко раскритиковавшего предложенный Дональдом Трампом законопроект под названием One Big Beautiful Bill Act, может показаться очередным эпизодом эксцентричного поведения миллиардера. Однако на деле оно отражает куда более глубокий раскол в экономическом мышлении элит США. Маск — не просто голос Кремниевой долины, а представитель нового технологического класса, вступающего в прямой конфликт с реставрацией республиканской индустриальной модели. Перепалку, скорее всего, уже нельзя рассматривать как идеологическую риторику: это симптом все более обостряющегося конфликта между двумя центрами влияния в американской экономике: индустриальным капиталом старого образца и новым технологическим капиталом, сконцентрированным в Кремниевой долине.

Назад в будущее

Суть законопроекта, предложенного командой Трампа, в том, чтобы переориентировать федеральные расходы на приоритеты «старой» Америки. Речь идет о продлении налоговых послаблений, отмены налогов на «чаевые» в сфере обслуживания и выплат на сверхурочную работу и прочие фискальные послабления. Параллельно предлагается ограничить программы развития «зеленой» энергетики, пересмотреть политику поддержки научных исследований и фактически ужесточить режим налогообложения ИИ и автоматизации, под предлогом защиты рабочих мест. Все это оформлено в узнаваемой риторике возврата к великому прошлому — идея, которая с 2016 года стала политическим брендом Трампа.

Илон Маск, со своей стороны, воспринял закон как прямую угрозу не просто своему бизнесу, но и всей логике технологического развития США. С его точки зрения, направлять бюджетные потоки на субсидирование отраслей с низкой отдачей и одновременно зажимать венчурную экономику — стратегически опасно. Особенно на фоне того, как активно Китай инвестирует в ИИ, автоматизацию, биотехнологии и энергетические переходы. Маск опасается, что США могут потерять преимущество в критически важных отраслях, если будут увязать в попытках вернуть экономику 1970-х годов, тогда как сейчас, Америка удерживает мировое лидерство в сфере высоких технологий.

«Бюджет Трампа — это реверанс в сторону добывающих отраслей, Пентагона и сельскохозяйственного лобби, тогда как Маск олицетворяет экономику платформ, венчурного капитала и международной технологической конкуренции. Это не просто спор о цифрах — это столкновение двух экономических перспектив», — уверен Павел Севостьянов, доцент кафедры политического анализа и социально-психологических процессов РЭУ им. Плеханова.

Ничего личного

Противостояние здесь — не просто эмоциональный спич Маска в сторону Трампом. Все гораздо глубже. На одном полюсе — старый республиканский подход к экономике: сильное государство, стимулирующее промышленность, занятость и военный сектор. Это модель, которую можно проследить в повестке республиканской партии от Рейгана до Трампа, с поправкой на текущий уровень социальной тревожности в «ржавом поясе» Америки. На другом полюсе — новый технологический уклад, где ценность создается в нематериальных активах, интеллектуальная собственность важнее физических мощностей, а рост определяется способностью масштабировать продукт, не за счет числа нанятых сотрудников.

Важно понимать, что у каждого лагеря есть свои электоральные и институциональные интересы. Трамп ориентируется на те слои населения, которые стали проигравшими в условиях глобализации и цифрового сдвига. Его политика — это попытка вернуть экономическую субъектность тем, кто ощущает себя исключенным из новой реальности. Это и производственные рабочие, и офлайн-малый бизнес, и обитатели среднеамериканских пригородов, чья идентичность построена на «настоящем труде» и «физической экономике».

Маск же — выразитель интересов глобализированной техноэлиты, которая мыслит за пределами национальных границ и воспринимает государство скорее как интерфейс для решения операционных задач, чем как идеологическую платформу. «Публичность критики Маска сейчас не случайна. Он начинает выступать как фигура, претендующая на самостоятельное политическое влияние. Его заявления — это одновременно и сигнал республиканской партии, и обращение к новой электоральной базе технологических предпринимателей и инноваторов, для которых принципы фискального консерватизма XX века выглядят архаично. Маск последовательно настаивает на перераспределении федеральных приоритетов в пользу космоса, ИИ, электромобилей и зеленой энергетики — тех направлений, в которых США могут сохранить технологическое лидерство», — полагает Павел Севостьянов из РЭУ им. Плеханова.

Суть событий

Конфликт обостряется еще и потому, что Америка подошла к точке фискального напряжения. Бюджетный дефицит США в 2025 составил 1,9 трлн долларов, обслуживание долга становится все более затратным, и вопрос о том, кто должен «платить по счетам» за перестройку экономики, становится политически токсичным. В этой ситуации технологический сектор, обладающий наибольшими денежными резервами и высокой рентабельностью, оказывается естественной мишенью для традиционалистов.

С точки зрения политтехнологов республиканцев, идея «заставить платить богатых технологов» выглядит привлекательно: она сочетает элементы правого и левого популизма, объединяя избирателей вокруг антиэлитной повестки.

В то же время, не стоит скидывать со счетов и личную заинтересованность миллиардера, считает доцент кафедры международного бизнеса Финансового университета при Правительстве РФ, к.э.н. Евгений Сумароков.

«Маск часто критиковал законодательство, агентства и другие институты, которые противоречат интересам его компаний, в том числе производителя электромобилей Tesla и ракетной компании SpaceX. Законопроект Трампа может значительно сократить объем субсидий и налоговых льгот, призванных подтолкнуть потребителей покупать электромобили, что будет иметь последствия для Tesla», — считает он.

Однако Маск видит в этом наступлении не только угрозу своей прибыли, но и подрыв будущего. Его позиция — не просто защитная, но стратегическая. Он воспринимает технологический прогресс как базу национального суверенитета, аналогично тому, как в XX веке суверенитет определяли ядерное оружие или контроль над нефтью. С этой точки зрения, тормозить ИИ или частный космос — это всё равно что отказ от флота в эпоху географических империй.

Парадокс ситуации заключается в том, что обе стороны по своему правы. Попытка ускорить технологический переход, игнорируя социальные издержки, ведет к обострению неравенства, разрушению локальных экономик и росту популизма. В то же время искусственное сохранение индустриальных форм занятости — это стратегическая ловушка, способная затормозить весь потенциал роста. Государство, раздираемое между этими двумя логиками, рискует потерять управляемость не в техническом, а в стратегическом смысле. Оно перестает быть субъектом планирования и становится полем борьбы между конкурирующими формами капитала.

На перепутье

Развилка, на которой сейчас оказались США, не просто экономическая. Это выбор между двумя представлениями о прогрессе. С одной стороны, прогресс измеряется числом рабочих мест, отремонтированных мостов и единиц техники на вооружении. В другой — это скорость внедрения ИИ, технологическая независимость и способность масштабировать решения глобально. Эти логики несовместимы в рамках одного бюджетного цикла, и потому их столкновение неизбежно.

Событие, которое начиналось как очередной политический демарш (критика одного законопроекта) на деле становится маркером для глубокого структурного сдвига. Маск и Трамп, каждый по-своему, пытаются переосмыслить роль государства в XXI веке. Один как платформу для технологического экспоненциального роста, другой — как гаранта социальной и экономической стабильности. Но очевидно, что совместить эти подходы в рамках одной стратегии будет всё труднее. И вопрос о том, на чью сторону встанет государство, становится определяющим — не только для будущего США, но и для глобальной архитектуры экономики.